Неточные совпадения
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас с необыкновенною живостью представила себе его как
живого пред собой, с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на белых руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив то
чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.
Теперь, напротив,
чувство радости и успокоения было
живее, чем прежде, а мысль не поспевала за
чувством.
Да, и штабс-капитан: в сердцах простых
чувство красоты и величия природы сильнее,
живее во сто крат, чем в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге.
За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Послушная влеченью
чувства,
Что так доверчива она,
Что от небес одарена
Воображением мятежным,
Умом и волею
живой,
И своенравной головой,
И сердцем пламенным и нежным?
Ужели не простите ей
Вы легкомыслия страстей?
Поверяя богу в теплой молитве свои
чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие
живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».
Меньшой брат его, Андрий, имел
чувства несколько
живее и как-то более развитые.
Приятно волнующее
чувство не исчезало, а как будто становилось все теплее, помогая думать смелее,
живее, чем всегда. Самгин перешел в столовую, выпил стакан чаю, сочиняя план рассказа, который можно бы печатать в новой газете. Дронов не являлся. И, ложась спать, Клим Иванович удовлетворенно подумал, что истекший день его жизни чрезвычайно значителен.
Репутация солидности не только не спасала, а вела к тому, что организаторы движения настойчиво пытались привлечь Самгина к «
живому и необходимому делу воспитания гражданских
чувств в будущих чиновниках», — как убеждал его, знакомый еще по Петербургу, рябой, заикавшийся Попов; он, видимо, совершенно посвятил себя этому делу.
Гнев и печаль, вера и гордость посменно звучат в его словах, знакомых Климу с детства, а преобладает в них
чувство любви к людям; в искренности этого
чувства Клим не смел, не мог сомневаться, когда видел это удивительно
живое лицо, освещаемое изнутри огнем веры.
Убийство Тагильского потрясло и взволновало его как почти моментальное и устрашающее превращение
живого, здорового человека в труп, но смерть сына трактирщика и содержателя публичного дома не возбуждала жалости к нему или каких-либо «добрых
чувств». Клим Иванович хорошо помнил неприятнейшие часы бесед Тагильского в связи с убийством Марины.
А у него на лице повисло облако недоумения, недоверчивости, какой-то беспричинной и бесцельной грусти. Он разбирал себя и, наконец, разобрал, что он допрашивался у Веры о том, населял ли кто-нибудь для нее этот угол
живым присутствием, не из участия, а частию затем, чтоб испытать ее, частию, чтобы как будто отрекомендоваться ей, заявить свой взгляд,
чувства…
Он нарисовал глаза закрытыми, глядя на нее и наслаждаясь
живым образом спящего покоя мысли,
чувства и красоты.
Он касался кистью зрачка на полотне, думал поймать правду — и ловил правду
чувства, а там, в
живом взгляде Веры, сквозит еще что-то, какая-то спящая сила. Он клал другую краску, делал тень — и как ни бился, — но у него выходили ее глаза и не выходило ее взгляда.
Я
живой, свежий человек; я приношу к вам сюда незнакомые здесь понятия и
чувства; я новость для вас; я занимаю… виноват… занимал вас…
— Право, не знаю, как вам ответить на это, мой милый князь, — тонко усмехнулся Версилов. — Если я признаюсь вам, что и сам не умею ответить, то это будет вернее. Великая мысль — это чаще всего
чувство, которое слишком иногда подолгу остается без определения. Знаю только, что это всегда было то, из чего истекала
живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, а, напротив, нескучная и веселая; так что высшая идея, из которой она истекает, решительно необходима, к всеобщей досаде разумеется.
Человек бежит из этого царства дремоты, которая сковывает энергию, ум,
чувство и обращает все
живое в подобие камня.
Отвлеченные
чувства завладевают человеком, и все
живое, в плоти и крови, исчезает из поля зрения человека.
В нем нет никакого пассивно-женственного приятия мира, других народов, нет никаких братских и эротических
чувств к космической иерархии
живых существ.
Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение
живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и
чувств не здесь, а в мирах иных.
Серые, небольшие, но
живые глазки смотрели смело и часто загорались
чувством.
Незнаемых тобой, — одно желанье,
Отрадное для молодого сердца,
А вместе все, в один венок душистый
Сплетясь пестро, сливая ароматы
В одну струю, — зажгут все
чувства разом,
И вспыхнет кровь, и очи загорятся,
Окрасится лицо
живым румянцем
Играющим, — и заколышет грудь
Желанная тобой любовь девичья.
В полдневный зной,
Когда бежит от Солнца все
живоеВ тени искать прохлады, гордо, нагло
На при́пеке лежит пастух ленивый,
В истоме
чувств дремотной подбирает
Лукавые заманчивые речи,
Коварные обманы замышляет
Для девушек невинных.
Все в самом деле непосредственное, всякое простое
чувство было возводимо в отвлеченные категории и возвращалось оттуда без капли
живой крови, бледной алгебраической тенью.
Я еще застал людей, у которых в
живой памяти были события 1812 года и которые рассказами своими глубоко волновали мое молодое
чувство.
Но еще страннее, еще неразгаданнее
чувство пробудилось бы в глубине души при взгляде на старушек, на ветхих лицах которых веяло равнодушием могилы, толкавшихся между новым, смеющимся,
живым человеком.
— Я выпустила его, — сказала она, испугавшись и дико осматривая стены. — Что я стану теперь отвечать мужу? Я пропала. Мне
живой теперь остается зарыться в могилу! — и, зарыдав, почти упала она на пень, на котором сидел колодник. — Но я спасла душу, — сказала она тихо. — Я сделала богоугодное дело. Но муж мой… Я в первый раз обманула его. О, как страшно, как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! муж! — вскрикнула она отчаянно и без
чувств упала на землю.
Шли на демонстрацию с таким
чувством, что, может быть, будут стрелять и что не все вернутся
живыми.
Но вместе с тем ни разу за все время в его голосе не дрогнула ни одна нота, в которой бы послышалось внутреннее
чувство,
живая вера.
Рассказ прошел по мне электрической искрой. В памяти, как
живая, стала простодушная фигура Савицкого в фуражке с большим козырем и с наивными глазами. Это воспоминание вызвало острое
чувство жалости и еще что-то темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не в карцере, а в каталажке, больной, без помощи, одинокий… И посажен не инспектором… Другая сила, огромная и стихийная, будила теперь
чувство товарищества, и сердце невольно замирало от этого вызова. Что делать?
И когда я опять произнес «Отче наш», то молитвенное настроение затопило душу приливом какого-то особенного
чувства: передо мною как будто раскрылась трепетная жизнь этой огненной бесконечности, и вся она с бездонной синевой в бесчисленными огнями, с какой-то сознательной лаской смотрела с высоты на глупого мальчика, стоявшего с поднятыми глазами в затененном углу двора и просившего себе крыльев… В
живом выражении трепетно мерцающего свода мне чудилось безмолвное обещание, ободрение, ласка…
Это проснувшееся материнское горе точно было заслонено все время заботами о
живых детях, а теперь все уже были на своих ногах, и она могла отдаться своему
чувству.
Все мысли и
чувства Аграфены сосредоточивались теперь в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не стало «самой» — и все пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась
живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
В те дни мысли и
чувства о боге были главной пищей моей души, самым красивым в жизни, — все же иные впечатления только обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и грусть. Бог был самым лучшим и светлым из всего, что окружало меня, — бог бабушки, такой милый друг всему
живому. И, конечно, меня не мог не тревожить вопрос: как же это дед не видит доброго бога?
Живая, трепетная радуга тех
чувств, которые именуются любовью, выцветала в душе моей, всё чаще вспыхивали угарные синие огоньки злости на всё, тлело в сердце
чувство тяжкого недовольства, сознание одиночества в этой серой, безжизненной чепухе.
Смотришь ли на звездное небо или в глаза близкого существа, просыпаешься ли ночью, охваченный каким-то неизъяснимым космическим
чувством, припадаешь ли к земле, погружаешься ли в глубину своих неизреченных переживаний и испытываний, всегда знаешь, знаешь вопреки всей новой схоластике и формалистике, что бытие в тебе и ты в бытии, что дано каждому
живому существу коснуться бытия безмерного и таинственного.
Разве это не
чувство, не жгучее
чувство любви к ее обездоленному, слепому ребенку, который убегает от нее к Иохиму и которому она не умеет доставить такого же
живого наслаждения?
Нужно иметь гениально светлую голову, младенчески непорочное сердце и титанически могучую волю, чтобы иметь решимость выступить на практическую, действительную борьбу с окружающей средою, нелепость которой способствует только развитию эгоистических
чувств и вероломных стремлений во всякой
живой и деятельной натуре.
Но воздух самодурства и на нее повеял, и она без пути, без разума распоряжается судьбою дочери, бранит, попрекает ее, напоминает ей долг послушания матери и не выказывает никаких признаков того, что она понимает, что такое человеческое
чувство и
живая личность человека.
Чувство законности, сделавшееся чисто пассивным и окаменелым, превратившееся в тупое благоговение к авторитету чужой воли, не могло бы так кротко и безмятежно сохраняться в угнетенных людях при виде всех нелепостей и гадостей самодурства, если бы его не поддерживало что-нибудь более
живое и существенное.
Лаврецкий вышел в сад, и первое, что бросилось ему в глаза, — была та самая скамейка, на которой он некогда провел с Лизой несколько счастливых, не повторившихся мгновений; она почернела, искривилась; но он узнал ее, и душу его охватило то
чувство, которому нет равного и в сладости и в горести, —
чувство живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то обладал.
Я уже привык к чистосердечному излиянию всех моих мыслей и
чувств в ее горячее материнское сердце, привык поверять свои впечатления ее разумным судом, привык слышать ее
живые речи и находить в них необъяснимое удовольствие.
Теперь она забыла эти дни, а
чувство, вызываемое ими, расширилось, стало более светлым и радостным, глубже вросло в душу и,
живое, разгоралось все ярче.
Я от страха даже мало на землю не упал, но
чувств совсем не лишился, и ощущаю, что около меня что-то
живое и легкое, точно как подстреленный журавль, бьется и вздыхает, а ничего не молвит.
Все эти
чувства сообщают его речи
живой и взволнованный характер, который не может не действовать и на чувствительного судью.
В ее безжизненно-матовых глазах, в лице, лишенном игры
живой мысли и
чувств, в ее ленивой позе и медленных движениях он прочитал причину того равнодушия, о котором боялся спросить; он угадал ответ тогда еще, когда доктор только что намекнул ему о своих опасениях.
Но есть в мире удивительное явление: мать с ее ребенком еще задолго до родов соединены пуповиной. При родах эту пуповину перерезают и куда-то выбрасывают. Но духовная пуповина всегда остается
живой между матерью и сыном, соединяя их мыслями и
чувствами до смерти и даже после нее.
Некоторое основание он, конечно, имеет, начиная с самого наружного вида арестанта, признанного разбойника; кроме того, всякий, подходящий к каторге, чувствует, что вся эта куча людей собралась здесь не своею охотою и что, несмотря ни на какие меры,
живого человека нельзя сделать трупом; он останется с
чувствами, с жаждой мщения и жизни, с страстями и с потребностями удовлетворить их.
А они требуют, чтоб я вместо
живой речи, направляемой от души к душе, делал риторические упражнения и сими отцу Троадию доставлял удовольствие чувствовать, что в церкви минули дни Могилы, Ростовского Димитрия и других светил светлых, а настали иные, когда не умнейший слабейшего в разуме наставляет, а обратно, дабы сим уму и
чувству человеческому поругаться.
— Только, — говорит, — жалость — это очень обманное
чувство: пожалеет человек, и кажется ему, что он уже сделал всё, что может и что надобно, да, пожалев, и успокоится, а всё вокруг лежит недвижно, как лежало, — и на том же боку. Кладбищенское это
чувство жалость, оно достойно мёртвых,
живым же обидно и вредно.
Матвей чувствовал, что Палага стала для него ближе и дороже отца; все его маленькие мысли кружились около этого
чувства, как ночные бабочки около огня. Он добросовестно старался вспомнить добрые улыбки старика, его
живые рассказы о прошлом, всё хорошее, что говорил об отце Пушкарь, но ничто не заслоняло, не гасило любовного материнского взгляда милых глаз Палаги.